Взгляните на два очень похожих между собой предложения:
妈妈,来客人了!
Māma, lái kèrén le!
Мама, пришел гость!
妈妈,客人来了!
Māma, kèrén lái le!
Мама, пришел гость!
По сути, речь в обоих предложениях может идти об одном и том же госте
[kèrén], однако, не смотря на одинаковый перевод, смысловой оттенок фраз все же немного различен.В первом случае тот, кто произносит фразу не знает, что гость должен был прийти. Для говорящего этот визит неожиданный и, чтобы выразить словами эту неожиданность, он поставил глагол
[lái] в начало фразы. Конечно, эту неожиданность можно показать, поставив гостя [kèrén] на место дополнения, но тогда перед ним обязательно должен стоять глагол [yǒu]:妈妈,有一位客人来了!
Māmā, yǒu yī wèi kèrén lái le!
Мама, пришел гость!
Второй вариант показывает, что говорящий знал о том, что гость придет, и ожидал его. Поэтому, можно, не меняя смысла, поставить гостя
[kèrén] на место подлежащего:妈妈,那位客人来了!
Māma, nà wèi kèrén láile!
Мама, пришел гость!
Точно таким же способом можно показывать, что речь идет о неопределенной абстрактной вещи:
我去买汉语词典。
Wǒ qù mǎi hànyǔ cídiǎn.
Я иду купить китайский словарь.
А если эта вещь стоит в предложении впереди, то понятно, что речь идет о некоем конкретном экземпляре:
咦,汉语词典哪儿去了?
Yí, hànyǔ cídiǎn nǎ’er qùle?
Ай, куда подевался китайский словарь?
Китайский язык позволяет показать, что речь идет о каком-то конкретном человеке или вещи (то есть и для говорящего, и для слушающего предмет разговора очевиден), разместив его в начале предложения в качестве подлежащего.
В противоположность этому, когда объект беседы непонятен, неожидан или неизвестен, в предложении его помещают на место дополнения ближе к концу фразы.